Четыре брандера, прикрывавшие выход парусников из Севастополя, являлись последним козырем графа Ардатова. Это были корабли Одесского пароходства, до которых Михаил Павлович не смог добраться в августе прошлого года и разумно оставленные им про запас. Во главе одесского отряда граф поставил капитана второго ранга Шахова и ничуть не пожалел об этом. За одну только его аферу с увеличением численности флота брандеров ему пролагалась боевая награда.
Все дело заключалось в том, что Шахов придумал простой, но очень смелый, если не сказать нахальный ход. По его приказу были созданы бутафорские посудины, главными агрегатами на которых были специально установленные печи и высокие трубы. При наблюдении издалека, их можно было свободно принять за движущиеся пароходы чего, собственно говоря, и добивался Шахов.
Тайно прибывшие в Николаев брандеры взяли к себе на буксир по два таких шедевра "русского зодчества" каждый и, увеличив свою численность втрое, двинулись к Севастополю для наглядной демонстрации своей силы противнику. Явление грозной "эскадры" брандеров закончилась блестяще. Ни у кого из вражеских моряков и мысли не возникло о столь низком обмане. Настолько сильно боялись враги орлов графа Ардатова.
На Босфоре появления русской эскадры было для турков подобно грому среди ясного неба, хотя если быть справедливым в этот день оно было далеко не ясным. Турецкие дозорные босфорских укреплений и представить себе не могли, что осажденные в Севастополе черноморцы предпримут вылазку, граничившую с безумием. Поэтому появившиеся на горизонте паруса адмирала Нахимова они с чистой совестью посчитали за очередной караван союзников возвращающихся из Крыма. За последнее время их движение заметно возросло, союзники явно собирались вторично зимовать в России.
Караульщики заподозрили неладное только тогда, когда прибывшие с севера корабли начали проводить не совсем понятные действия. Вместо того, чтобы как обычно двигаться к узкому проливу одной кильватерной колонной, они неожиданно разбились на три неравнозначные части. При этом к проливу устремились маленькие юркие пароходы, а парусники двумя колоннами стали приближаться к турецким укреплениям на берегу.
То были старые береговые крепости, построенные по проектам французских инженеров в конце прошлого века по приказанию блистательного султана Селима III и по заверению строителей были совершенно неприступны для атаки с моря. Это вполне устроило как султана, так и его последующих наследников.
Вполне возможно, что к моменту создания крепостей все так и было, но время неумолимо идет вперед, а человеческая натура, обуреваемая ленью, часто не поспевает вслед за ним. Сия злокозненная тенденция не миновала и босфорские крепости, прозванные "Европой" и "Азией". С каждым прошедшим десятилетием они незаметно ветшали и дряхлели, а отпущенные на их реконструкцию деньги без зазрения совести разворовывались прожорливыми османскими чиновниками. Поэтому они только на бумаге оставались неприступными укреплениями, а на деле уже давно утратили столь высокий статус.
Такова была оценка босфорским крепостям русской разведкой к средине 1853 года, когда планировался внезапный удар по проливам и у Павла Степановича Нахимова, не было оснований предполагать, что за прошедший период времени турки что-либо серьезно изменили в своей обороне.
Дав свое согласие на проведение операции, адмирал в глубине души так до конца и не верил в заверение Ардатова, что союзники не попытаются помешать кораблям флота покинуть Севастополь. Однако чудо случилось и теперь все зависело только от него одного.
Перед грядущим сражением, Нахимов честно поделил все имеющиеся в его распоряжении силы. Корабли "Париж", "Чесма" и "Императрица Мария" под флагом адмирала должны были привести к молчанию укрепления "Европы", тогда как "Константину", "Ростиславу" и пароходам под флагом вице-адмирала Новосильцева предстояло атаковать "Азию". Брандеры капитана Шахова Нахимов оставил в резерве, так как на этот момент от них не было никакой пользы.
Корабли русской эскадры ещё только приближались к Босфору, когда адмирал вызвал к себе на мостик графа Ардатова.
- Перед тем как идти в бой, я хотел бы прояснить один важный вопрос, Михаил Павлович, - без всяких обиняков начал разговор Нахимов, - я намерен атаковать врага не с обычного расстояния в орудийный выстрел, а с более близкого. Такова моя тактика и отступать от неё я не намерен. Однако, кроме моряков на борту кораблей находятся солдаты, и потому я хотел бы узнать ваше мнение относительно их. Намерены ли вы требовать, чтобы они были спущены на берег до боя или предпочитаете сделать это после?
Граф озадаченно помолчал, а затем сам спросил собеседника:
- А как вы сами считаете, Павел Степанович, следует поступить в этом деле?
- Конечно выгрузка десанта перед боем сильно свяжет нам руки и эффект внезапности будет утрачен. Вне всякого сомнения, в этом случаи мы понесем сильный урон при подавлении береговых батарей. Однако если солдаты останутся на борту кораблей, то подвергнут большому риску свои жизни, а они буду очень вам нужны в последующем. Вам решать Михаил Павлович.
- Значит, решать мне, - протянул Ардатов и, глядя в осунувшееся лицо адмирала, произнес, - в таком случае я полностью вверяю наши жизни в ваши руки, Павел Степанович, и руки ваших моряков.
Трудно было сказать, обрадовался Нахимов этому или нет, он только сухо поклонился графу и приказал своему адъютанту собрать офицеров корабля на совет. Ардатова туда не пригласили, на что граф не сильно обиделся. В морской тактике и стратегии он плохо разбирался.
Со страхом и ужасом наблюдали турки, как корабли под флагом самого "Нахим-паши" медленно приближались к их позициям. Несмотря на всю свои неподготовленность к внезапному нападению грозного врага, турки все же первые открыли огонь по русским кораблям, плывущим прямо на дула батарейных орудий.
- Аллах повредил разум неверных! Они сами идут навстречу своей смерти! - вскричал Мушавер-паша, комендант крепости, наблюдая за кораблями противника.
Турецкие батареи дали один залп, второй, третий, а русские корабли все шли и шли вперед, не обращая никакого внимания на падавшие на них ядра. Из всех кораблей эскадры особенно заметно пострадал идущий головным "Париж". Вражеские ядра повредили его такелаж, несколько парусов и фальшборт. Матросы корабля бывшие на верхней палубе с тревогой поглядывали на мостик, где находился адмирал Нахимов, выказывавший полное пренебрежение к грохочущей вокруг него смерти. Держав в правой руке свою неизменную подзорную трубу, он время от времени проводил счисление расстояния и наблюдал за поведением противника.